Парадигмы развития современной психологии и образования

 

Слободчиков Виктор Иванович, доктор психологических наук, директор Института педагогических инноваций, Москва.

Мое выступление, мой установочный доклад, скорее увеличит число вопросов, нежели снимет их. Оно носит некоторый санитарно-гигиенический характер, т.е. разгребания мусора и расчищения площадки для мысли. Как ни странно это звучит, но только в 1984 году (или еще в 1984 году) Даниил Борисович Эльконин делал перед психологами блестящий доклад, как раз перед своим уходом из жизни, о смысле и сущности принципа историзма и о принципе развития. С одной стороны, категория развития существует довольно давно. Но в европейском сознании она появилась недавно, благодаря Гете, который фактически ввел категорию развития в философию, а затем это было распространено и на науки. И хотя психологи клялись и божились этой категорией развития, но она и до сих пор продолжает оставаться либо общей декларацией, либо магической формулой.

Вот тут и начинается главный вопрос: в чем пафос в отстаивании психологами этого принципа, этой категории?

Если внимательно посмотреть, то вроде бы классическая психология включает исторический принцип и принцип развития в систему организации своих знаний. Например, при решении вопроса о происхождении психики, А.Н.Леонтьев в работе "Проблемы развития психики", за которую он получил Ленинскую премию, как раз тяготеет и к истории и к развитию.

Чаще всего всякое изменение в наших психологических представлениях созвучно с развитием, хотя философы возражают против отождествления изменения и развития, утверждая что развитие — это другая категория, нежели изменение. В результате, использование понятия развития в психологическом знании явно проблематично.

Внутренняя неудовлетворенность, которая была у Даниила Борисовича Эльконина и у других психологов, сохраняется и до настоящего времени. По моему, это связано с тем, что в качестве предмета классической психологии, как правило, рассматривается психическое. Можно даже жестко сказать, это психология психики. Что же такое психическое, и что такое психика?

Во-первых, принято считать что это механизм отражения объективного, противостоящего человеку мира. Во-вторых — что это механизм адаптации этого же индивида к изменяющимся когнитивным условиям. И подобная интерпретация психического ставит в один ряд все психические характеристики: от психики дождевого червя до психики человека. Научно вроде бы понятно, а душа не принимает: как-то не хочется в этот ряд становиться.

В приведенных утверждениях просвечивает явная природная детерминация психического. Но как быть с человеком? Мы все время сталкиваемся со специфической природой психического в человеке. Мы говорим о социальной детерминации, культурной и духовной, а сегодня, когда разрешено имя Господа Бога произносить вслух и писать с большой буквы, то появилась еще одна ипостась у человека. (Раньше все это в культуру "запихивали", а теперь оказалось возможным про культуру — отдельно, а про Бога — отдельно).

Обнаружилась нищета психологии человека... Оказалось, что есть психология психики и нужно еще вести речь о психологии человека. Это разные психологии. Во всех интерпретациях психическое — это свойство человека. Мы хотим его понять, его изучаем, что-то с ним делаем: экспериментируем, модифицируем, практикуем и т.д. Чтобы понять, что это такое, чтобы сказать что-то внятное о данном свойстве, нужно сказать о сущности того, свойством чего оно является. Если психология не имеет своей версии, своей позиции, не имеет своего учения о сущности человека, то ничего внятного и осмысленного сказать она не может, т.е. сказать может, но безответственно. Как раз этим делом психология никогда не занималась, она отдавала ответственность либо философии, либо господствующей идеологии.

Психология развивающегося человека, - эта система знаний, только-только, на наших глазах, начинает складываться всерьез. Готовых законодателей, на которых можно было бы опираться, нет. Есть интересные попытки, в том числе и моя собственная версия. О ней и речь.

Конечно, попытки вырваться за пределы классического понимания психики и психического через категорию "человек" были и есть. Достаточно назвать два фундаментальных имени: С.Л.Рубинштейн и Л.С.Выготский.

У Выготского это оформлено не столько им самим, сколько его учениками в культурно-историческую концепцию, методологию, подход. Сегодня идею Выготского можно прочесть как придание культурной, совершенной формы "сырой" природе, т.е. человек появляется на свет как некая "сырая" природа, "сырая" материя и, чтобы стать человеком, ей нужно обрести совершенную форму. Совершенная форма — есть содержание культуры. История взята как время, но это время не физическое.

Это человеческое время, время человеческой реальности, если сохранять его категориальный статус как времени. И оно другое совсем. Оно может течь вспять и вперед, оно может упаковываться, структурироваться, перестраиваться и т.д., т.е. оно чрезвычайно пластично. Но чрезвычайно важно местонахождение конкретного временного интервала в ряду других интервалов. Скажем, наш возраст определяется не сам по себе, а по тому, что ему предшествовало, местонахождением. Его сущностный смысловой статус определяется не им самим, не длительностью или чем-либо другим, а именно местоположением. У Рубинштейна попытка преодоления классического понимания связана с интерпретацией им субъектности.

Сегодня психологи только начинают осознавать, что принцип субъектности в психологии — это, на самом деле, очень фундаментальный принцип. Понятие "субъект" у нас было очень социологизировано. Для меня же субъектность — это авторство, это ответственность, это свобода от своего действия, своего отношения. Субъект — это специфический уровень духовного общего развития, до которого еще надо дожить. Субъектами не рождаются.

Принцип субъектности является сквозным для всех уровней душевно-духовной организации человеческой реальности. И старец-мудрец субъектен, и младенец субъектен. Это восходит к Рубинштейну. Экзистенциальная, религиозная философия, гуманитарная психология и даже гуманистическая психология — все они содержат основные попытки выйти за пределы сугубо психического через категорию тотальности человеческой реальности. Но что этими поисками было проблематизировано? Прежде всего, под сомнение была поставлена всеобщность и неизбежность естественнонаучной парадигмы и вообще классического рационализма Нового времени. Субъект-объектная парадигма была поставлена под сомнение. Трудно сказать, было ли предложено что-либо другое...

Конечно же, было. В качестве альтернативы, начиная с эпохи Возрождения, а вовсе не с начала 20-х годов ХХ века и не с конца 19 века, выстраивалась одна линия. Это то, что можно назвать безрелигиозным гуманизмом с этими таинственными общечеловеческими ценностями, как высшими формами человеческого духа, тяготеющими, в конечном счете, к самобожеству, вплоть до самоистуканства. И другая линия — восточный мистицизм: духи, силы и т.д. С христианской точки зрения — чистое новоязычество. Именно не язычество, а новоязычество. Ибо я различаю это. Язычник — это глубоко верующий человек, а новоязычник — это суеверный человек, носитель квази-веры. У него масса всяких амулетов, защитных инструментов и т.д. В общем, ситуация такая: налево пойдешь — душу потеряешь, направо — голову. Непонятно -- куда идти. Я все это говорю не для оценки, а для диагностики.

Сейчас я попытаюсь изобразить схему и мы ее пообсуждаем. Эта схема ничего не объясняет, это не модель некой реальности, она чисто технологического свойства — позволяет нам более структурировано увидеть наши представления, которые по этому поводу у нас существуют.

Схема

Первая парадигма — натурализм (человек-природа). Процессы развития: зарождение, созревание, рост, взросление. Причинная детерминация. Противоположная парадигма — социоморфизм (человек-общество).

Я сам придумал это название, оно очень точно по семантике. На стороне человека — социальный индивид (а не личность — любимый персонаж Маркса). С другой стороны — социум, т.е. социальные структуры. Процессы развития представлены в искусственном полагании: интериоризация - социализация. Детерминация — целевая.

Новейшая парадигма — теологизм, т.е. богословство (человек-божество). Со стороны человека — духовное существо, со стороны божества можно поставить знак вопроса, так как мы попадаем в систему множественных богословий и множественных интерпретаций высшей реальности. С христианской точки зрения, человек — это христианин и Христос. Процессы обожествления и спасения. Смысловая детерминация.

Следующая парадигмальная установка — культурализм (человек-мир). Это та инстанция, где живет дух человеческий, здесь образцы высших форм деятельности в продуктах мысли, новых отношениях: мораль, и право и т.д. Процессы: присвоение-оформление. Детерминация — ценностная.

И еще одна установка — это гносеологизм (субъект-объект). Эта парадигмальная структура есть внутреннее существо. Она встроена в нашу речь, в нашу мысль, в наше представление. Человек обнаруживает себя в разных формах. Где нет формы, там ничего нельзя сказать о человеке. Сколько бы мы не добавляли новых парадигм (мы можем их дробить, конкретизировать, умножать), но все равно это будет плоскость наших представлений о чем-либо. Это не природа, это мое представление о природе. Это не божество, это мое представление о божестве, так как практика живой веры вовсе не совпадает ни с каким богословием. Это не мир и не культура, это мое представление о них. Это представление выстроено по нормам и законам экзистенциональной структуры: субъект-объект. И тогда возникает вопрос: как возможно вырваться за пределы этой плоскости? Можно поставить вопрос о происхождении; нельзя лишь поставить вопрос: а какова базовая целостность? Из частных, хорошо проработанных ипостасных представлений в отдельности, собрать целое невозможно. Здесь должен быть принципиально другой ход. В чем греховность этой иррациональной логики? Это логика полагания. Предположим, что человек произошел от обезьяны, затем предположим, что он произошел от Бога, затем, что одновременно и от обезьяны и от Бога и все эти полагания можно делать непрерывно. Логика полагания бесконечна, она не удерживает четыре вышеуказанных типа детерминации. Она удерживает только один тип, как синтетическая структура она уже не работает. Мы должны иметь дело с другой логикой.

ВОПРОС: Психоанализ, как практика, где в этой схеме?

— Психоанализ из этой схемы выпадает. Это другой ход и другая реальность. Здесь только одна практика — практика рационализации, придания рациональной формы нашим представлениям обо всем: о сущем, о мире, о себе. Сам Фрейдизм, как учение, можно поместить в эту схему. Но из его учения практика не вытекает.

Практика вообще ни из чего не вытекает. Практика утилизирует самые разные инструментарии, в том числе и наши представления. Опираясь на некоторую теорию возможно выстраивать какую-то практику.

Но вот что интересно, советская психология, очень мощно теоретически проработанная, никакой практики не породила, за исключением, может быть, практики дефектологии.

Деятельностный подход в своей конечной реализации должен взорвать всю классическую психологию целиком и полностью. О происхождении, начале глупо и бессмысленно говорить — об этом знает только господь Бог. Как космос произошел? Как человек произошел? Человек может только строить гипотезы и что-то делать дальше. Гипотезы о происхождении он может выдвигать, но смысла в этих гипотезах нет. Это ловушка для психологических теорий. Ведь все теории в науке основаны на логике полагания.

Теперь по поводу генетической логики. Она звучит так: если нечто есть, то меня интересует как это возможно. Логика полагания говорит — что это такое? Логика генетическая говорит — как это возможно? Это разные логики. Из чего, как и во что? Вот вопросы генетической логики. И по другому нельзя. То, из чего развивается, и то, во что развивается — не совпадает. Если вас интересует человек, то в основание должен быть положен не человек; если вас интересует личность, то в начало своих рассуждений нужно положить не личность и посмотреть как из "не личности" получается "личность" и т.д. И вот эту операцию очень тяжело проделать.

Вспоминается анекдот, когда профессору, читающему 40 лет курс Древней Греции, студент-балбес сказал, что никакой Древней Греции не было, это все выдумки историков. Профессор в ужасе: "Как не было!? Я сорок лет читаю об этом!" Он в ужасе, т.к. он читает про то, чего нет. И вот, если взять наши тексты, то они все написаны про то, чего на самом деле нет. Все это в равной мере я отношу и к себе.

Мы имеем психологию детских психологов, а не психологию детей, потому что психологии детей мы не знаем, а знаем свои представления о психологии детей, ибо в логике полагания мы всегда будем натыкаться на свои собственные умственные изобретения. Наглость научной логики заключается в том, что она утверждает, что это есть. Психолог, натыкается на то, что действительно человек невозможен, т.к. у него нет никаких гарантий, что он станет человеком. Все должно отвечать на вопрос: как это возможно? Наткнулись вы на что-то, например, человек мыслит — как это возможно? Решает — как это возможно? А не что это есть. Это не запрет юридический, конечно. Это запрет логический, т.е. если мы хотим понять, то значит мы должны ответить на вопрос: как это возможно? А уж затем я выхожу на вопрос: что? Для этого нужно пройти весь этот путь. Логика полагания занимается происхождением, а развитие подменяет изменением. Происходит то, чего нет и никогда не было, а развивается всегда то, что есть. Как возможны высшие психические функции? Я считаю, что на этот вопрос по существу ответить невозможно. На самом деле, этот вопрос нужно ставить по-другому. Я должен построить некий конструкт, некий объект и показать, что когда он будет развиваться, то вы можете столкнуться с тем, что вы называете высшей психической функцией. И на самом деле, практический психолог в логике школы Выготского так и работает. Мы не натуру должны взять, а построить сам этот теоретический объект и показать на этом объекте как может быть, как может существовать то, что нас на самом деле интересует. И тогда можно понять, выйти на высшую психическую функцию: человеческое мышление, память, восприятие и т.д. Меня, если я хочу говорить о развитии, больше всего интересует что развивается, а не кто развивается и даже не как развивается. Если вас интересует развитие личности — забудьте о личности, а поставьте вопрос: что развивается? Чтобы нам понять все о личности (какая она, как устроена и т.д.), мы должны выйти на конструирование особого объекта. Затем определиться относительно объекта с теми механизмами, движущими силами, условиями... И только после этого мы оказываемся способными, если повезет, выйти на тот вопрос, который нас интересует изначально.

Всех наших представлений и типов знаний, которые мы получаем, для психологии человека принципиально недостаточно. Не психического у человека, психологии самого человека. Эта логика, этот способ получения знаний, этот тип знаний — он тупиковый, ибо ничего его не объясняет со всеми последствиями. Мы про ребенка ничего не можем сказать, про образование ничего не можем сказать, ничего не знаем о способностях человека. Мы оказываемся беспомощными и безоружными.

ВОПРОС: Что изменилось сегодня, что такое происходит, что побуждает нас менять парадигму мышления?

— Я могу дать только духовное объяснение. И это объяснение не может не учитывать метафизики европейской христианской культуры и сознания. Человек самостен в этой культуре, он сам себя родил, сам себя придумал, сам себя познает и т. д. Базовая категория самости является глубинной. Читать оказывается можно по-русски и по-немецки. Если по-немецки, то ключевое слово будет в конце предложения. В русском же языке ключевое слово будет где-то в начале.

Например, самоопределение. По-немецки будет так: определение собственной самости. А по-русски — я определяю. Эта двойственность в европейском сознании живет, существует, ибо только в христианской культуре существует категория личности. Человек лично выходит на встречу с Богом, на встречу с миром, он все делает лично, сам. Но есть и другая сторона. Если говорить по-немецки, то его самость была не его самостью, — она задавалась. На самом деле, это не я думаю об объекте, а эта структура думает мною. Не ребенок овладевает речью, а речь овладевает ребенком. Сегодня происходит, наконец, открытие для человека христианской культуры — что он действительно субъект. Его же самость, воплощенная в некую культурную форму, которая человеком овладевает, и его живой субъектностью, и его живой душевностью... И вроде бы человек сам, а ничего своего-то и нет: мысли не его, речь не его, знания дали в школе, представления навязанные...А своего-то ничего — дырка от бублика. Вот и происходит кризис. Человек есть, но ничего своего у него нет. Его самость определена. Вот то немецкое прочтение. Думаю, что кризис связан с этим, и кризис знания тоже. Это не я что-то знаю, это мною что-то знается. Так что же делать? Как говорил М.Жванецкий: "Не стой во всем этом! Выйди..." Нужно как-то по возможности из этого выйти и оглядеться по сторонам. Кстати, современные психологические практики — это шаманские практики, рационально необъяснимые. Либо нужен другой тип рациональности, другой тип знания. А так, это самообман... Чтобы не возникло некой безнадежности положения, я хочу сказать, что для себя я нашел ход, может быть он сомнителен, но пока применим к жизни... Этот прием заключается в следующем: предположим, что в человеке ничего кроме мышления нет и, если нам удается логически, без остатка свести человека только вот к этому качеству, тогда мы можем сказать — да, оно человеческое.

Предположим, что человек это только психология и больше ничего, если нам удается все мыслимые и немыслимые модусы бытия человека логически свести к одной психологии — значит психика, психическое входит в сущностное. И тогда я возвращаюсь к той формуле, о которой уже говорил: если нас интересует свойство чего-то, то мы должны выложить свои представления о сущности того, свойства чего нас интересуют и занимают. Позитивный ход в этой логике — выложить аргументированно, со всей юридической ответственностью, свое психологическое представление о сущности человека — что есть человек? И только после этого простраивать все остальное — как он возможен, что с ним происходит, как он становится, как он развивается и т.д.

ВОПРОС: Акцент на своем представлении нужно делать?

— Да, конечно. Это же я полагаю. Я выкладываю свое, но я должен полагать и основания моего полагания. Ведь формула может быть про одно, а основания про другое... Субъект устроен так, что он способен познавать и объект устроен так, что он познаваем. И вот эта принципиальная познаваемость мира возможна при установленной гармонии между субъектом и объектом. Является ли это базовым утверждением для человеческой реальности, для человеческого бытия? Я считаю, что нет. Человек — искусственное и проблематичное существо. Каждый миг и каждый час он решает тотальные проблемы: быть или не быть? И никакой гармонии нет. И ставит и решает он этот вопрос не в голове, а практически. Поэтому категория практики действительно фундаментальна. И с ней еще надо разбираться. На самом деле человек "практикует" себя, он себя не обнаруживает и не реализует, а именно "практикует". Человек как бы есть, но на самом деле он занимается строительством, он "строит" себя и в процессе обнаруживает себя и понимает себя. Самим строительством он и говорит о себе, и понимает себя. Своим же собственным действием.

ВОПРОС: Психология это наука о психике, а если мы строим науку о человеке, то это уже антропология. Не превращаем ли мы психологию в антропологию?

— Да, точнее говорить не о психологии, а о психологической антропологии. Психологию психики интересует сущность психического. И она должна дать свое представление о сущности. А психология человека решает другие вопросы.

ВОПРОС: Мне бы хотелось прояснить дифференциацию вами таких категориальных пар как человек-натурализм и человек-общество. Что вы вкладываете в понятие смыслов?

— В приведенной выше схеме я указывал на четыре типа детерминации: причинную, смысловую, целевую и ценностную. В нашу жизнь входят все эти ипостаси и содержания. Они в нашей жизни все сращены; этой "сращенностью" можно жить натурально, но когда мы начинаем об этом мыслить, то мы вынуждены все эти сращенности раздвигать. Поэтому я это разделение довел до предела. Но у них должна быть спецификация. По типам эти детерминации разные, значит, общество я беру как структурированную устойчивую форму деятельности. Что же такое социальная структура?

Социальная структура — это некая "окостеневшая" совокупность деятельности. Вот у нас здесь разворачивается живая деятельность, но мы можем сейчас соорганизовываться: выбрать председателя, назначить ему зарплату, выбрать секретаря и получим социальную структуру с предписаниями определенного поведения и действия.

Для меня социальная структура — это "окаменевшая" соорганизация живых деятельностей. А любая деятельность определяется целью, а не чем-либо другим. Я в этой ипостаси беру общество как совокупность, набор социальных структур, которые когда-то были живыми деятельностями. В культуре таких структур нет, а есть совершенные формы. Никакая цель своей цены не имеет, никакая цель не оправдывает средства, т.к. оправдание идет не через цель, а через другое. Всякое оправдание оправдывает себя через нечто "высшее". Это другое измерение. Их много и они разные, эти измерения. Это измерения человеческого мира. Я не знаю есть ли мир вообще! Что там без меня и вне меня — я понятия не имею. И даже гипотез на этот счет не хочу строить. Поэтому -- это измерение человеческого мира. И в этом смысле, из этих измерений, из этих ипостасей, из этого модуса человеческого бытия я составляю представление о человеке, о сущности его и т.д. Все эти парадигмальные установки порождают свои представления о развитии. Чтобы стать европейским человеком нужно родиться в европейской культуре и оформить себя по образу и подобию этой культуры. Человек рождается никем и ничем, потенциально имея возможности быть всем. Человек, в своем существе, является воплотителем и носителем всего рода человеческого во всей его исторической и культурно-исторической разверстке. Возможно ли сразу положить человека, как целое, не по сущности чего-то (знаний, формирования, обучения, воспитания: конкретного социума, конкретной культуры и т.д.), а по сущности самого человека? Можно ли задать себе такой вопрос, что человек развивается по сущности человека, а не по сущности природы, культуры общества и т.д.? Вспоминая Маркса, сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду, т.е. в самом человеческом индивиде ничего человеческого нет, человеческого — в смысле сущностного. А я говорю прямо противоположное, что до тех пор, пока я не положу, что в конкретном индивиде есть и должна быть та самая сущность, ибо если мы это не сделаем, то никогда в человеке ничего толком понять не сможем. Если мы не положим, что сущность человека не есть абстракт, а есть реальность, присущая каждому реальному человеку. Вопрос в том — как она есть, и если она есть, то как она возможна? Вот на что нужно выходить.

А что я могу помыслить предельное о сущности человека, что действительно категорическим образом отличает его от всего остального?

Одно такое определение я даю — это способность человека превратить свою собственную жизнь, всю свою тотальность в предмет фактического преобразования. Ни одно известное нам живое существо к этому не способно. Пусть эта формула абстрактна и предельна. Предположим, что это есть. Я придумал критерий, который психологов всегда задевает за живое. Я говорю, что если вы что-то полагаете в качестве человеческого, то вы мне покажите это буквально с первым криком, покажите мне это у младенца. Если я полагаю эту способность быть субъектом своей собственной жизни — покажите как это делает младенец. Человеку ничто человеческое не чуждо, в этом глубокий смысл: ничто человеческое никакому человеку ни в каком его статусе, ни в каком его состоянии не чуждо. Не чуждо в том смысле, что это у него должно быть. Другое дело, что мы слепые и глухие: и не видим как видим, и не знаем как знаем. Но это уже наши проблемы, это не проблемы человека, который нас интересует. Почему мы не видим, что нам застилает зрение, чего нам не хватает, чтобы это видеть? Вот здесь и начинается проблематизация всех наших знаний и представлений. Нужно дать свою версию о сущности человека и показать как это возможно. Это и будет показ становления и развития того, что я полагаю в качестве "есть", в качестве существования. В этом плане логика бытия развития и логика описания развития — они совпадают. И более того, это не отслеживание развития, а это на самом деле его построение. Поэтому объект развития с этой точки зрения не есть, а он должен быть. Но здесь возникает мировоззренческая ловушка. Вроде бы как сам построил и все должны этому поверить, что так оно и есть. Научная же логика требует объективности. Сколь я правомочен действовать таким образом? В рамках человеческой реальности я правомочен, ибо я здесь сам себе судья, и Бог, и царь, и герой. Это моя реальность, поэтому никакая культура ничего не может мне диктовать.

ВОПРОС: Что это за точка, в которой вы выступаете творцом мира? Как туда попасть?

— Говорить, что человек есть, нельзя. Как только мы так скажем, так, собственно, человеческое и престает в нем быть. Он оказывается кем угодно: фрагментом природы, фрагментом культуры... Как только мы сказали, что он есть, случился, состоялся — он тут же попадает в одну из ипостасей. Человек всегда там, где его нет, он в некой возможности, некой потенции — на границе бытия и небытия. И небытия в самом рискованном смысле... Действительность — это тот фрагмент бытия, который деятельностно проработан, поэтому то, что человеку удалось практически освоить, то, что человек деятельностно проработал, то превратилось в действительность. И она всегда есть. Там все рационально. Это логика пропорциональности. Все понятно и упорядочено, комфортно. А вот когда на границе, то начинаются трудности и даже страх. Да, я есть, но я не то, что я есть, а нечто другое... Уход в рационализацию — это избегание бытия в его недействительности.

Знаменитый бег от свободы — это человек на грани небытия, т.е. действительности. Экзистенциалисты отождествляли бытие с Da - sein'ом. И тогда получается, что в этих сетях случившегося человек всегда частичен и в какой-то мере феноменален. Он всегда за пределами этой действительности. И удержать его на границе можно только в логике становления-преодоления. Становление, как обнаружение, а не как возникновение из небытия. Какой выход в жестком логическом запрете, что бытие никогда не может быть объектом для субъекта? Хорошенькое дело, но делать-то что-то надо. И тогда я себе на этот вопрос ответил: да, человеческая жизнь как бытие никогда не может обнаруживаться в качестве объекта. Я задал себе безумную задачу, т.к. человеческая жизнь — это бытие, а наука бытием не занимается. Я, как психолог, должен вырабатывать позитивные знания. Что в этом самом бытии может стать для меня объектом, для меня как познающего субъекта.

Вот на какой вопрос я вынужден отвечать. И я на него отвечаю: способ бытования, который исторически изменчив и преходящ. Это может выступить объектом. И для себя человек открывается через собственный способ бытования. Опасность в том, что он может "вляпаться" в какой-нибудь способ и больше ничего уже не увидеть. Развитие — это некое вхождение в некий способ бытования, освоение его, преодоление и вхождение либо в новый способ, либо в отказ от всяких способов и построение принципиально своего. Это движение для меня и есть развитие. И его предельной формой является саморазвитие. Причем в русском варианте, а не в немецком. Становление самости, самостановление, отказ от самости, от логики субъектности, личностности. С формой может произойти либо метаморфоз, либо смена формы. В подавляющем числе случаев мы только и занимаемся сменой форм. Одну форму снимаем, другую одеваем. Это можно назвать "социальными ролями", как угодно, но это - смена форм. А есть другая судьба у форм — преображение, преобразование. Ибо куколка и бабочка — это кардинальные структурные преобразования, это скачок. Поэтому в этом плане и развитие можно помыслить как освоение и преодоление огромного числа форм: социальных, культурных и т.д. Преодоление может быть как отбрасывание. Но логика отбрасывания имеет опасность того, что однажды отброшенное может вернуться и хорошо ударить углом. В человеческой реальности преображение возможно только тогда, когда человек оказывается способным быть субъектом своей собственной жизни. В противном случае с ним будет нечто происходить и случаться, но это как бы за пределами человеческой реальности. Конечно, со мной может случиться все, что угодно. В духовном плане без человека тоже ничего невозможно. Можно назвать это бессилием, или как угодно, но тем не менее это так. Не случайно говорят, что человек создан по образу и подобию Божьему. Образ ему дан, а подобие задано, т.е. в этом плане человеческая сущность и не может никак быть только как в процессе становления, развития, оформления и преображения. Это и есть формула существования сущности.

Самореализация по-русски это когда человек сам себя реализует — есть такой этап в жизни человека. А не самость его реализуется кем-то или чем-то за моей спиной. Ведь за моей спиной, без моего участия, во мне сложилось много самостного. Надо еще ухитриться и увидеть, что вот это мое — на самом деле не мое. Приведу такой пример. Я хочу курить, но я знаю, что курить вредно. И я лично не хочу курить, но говорю-то я. Кто-то во мне мною хочет курить! Кто это? Какое это я? Я то знаю, что это не я. Что за бес сидит в моей собственной самости? Так вот, точно проименовать: вот это — Я, а вот это — не Я, — это особая задача. По поводу телесности и плоти. Телесность не может быть греховна. Это божий дар, это божий сосуд. Греховна плоть, а не телесность.

ВОПРОС: Продолжая вариант курения, приведу пример. Сыну 12 лет, ему болит зуб, он понимает, что нужно лечить, но не может заставить себя пойти к врачу, а уж если пошел, то состояние просто истерическое. Не может с собой справиться. Так вот, где же найти того, кто курить заставляет?

— На определенном уровне душевно-духовного развития человека требовать, чтобы он стал в позицию самопреодоления, самопреобразования и нести полную ответственность. — это бессмысленно. Поэтому нужны техники работы с собой. Не ставить перед ним задачу тотального преображения, а начать с малого. Взять хотя бы церковь, она не говорит: стань богоподобным! Начни, постучи — дверь и откроется.

Как с учетом сказанного относиться к психологическим практикам? Что это? Я думаю, что это должны быть практики довооружения человека, причем не во сне, а в полном и ясном сознании, для совершения понятных целей. И не за него изжить болячку. Хотя есть такие техники, где "изживание" проходит за клиента. И вроде клиенту уже не болит, но так как не он сам это изжил, то надо ждать рецидива и если не в этом, так в другом месте и в другом облике, другом режиме. Практика должна конструироваться. Моя интуиция мне говорит, что тут важна смена режимов, эти процессы, которые происходят с человеческим духом, душой (подростково-юношеский этап, этап тридцати-сорока лет). Это одна сторона — некое сущностное определение человеческого бытия, но если удерживать перед собой вопрос: а как это возможно? Тогда обоснований можно вывести довольно много. Я тут переиграл формулу Маркса. Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду, ибо индивид в том смысле как бы и не человек, это только одна из ипостасей. Для Маркса человек это и индивид и род одновременно. Это, кстати, невозможное состояние. Это можно словесно нарисовать, а помыслить невозможно. Маркс продолжает: "... в своей действительности личность есть ансамбль..." (а не совокупность, т.е. нечто гармонизированное), а дальше я уже добавляю: "связей и отношений человека с другим человеком и другими людьми". Тем самым, через эту формулу я выхожу на категорию событийности. Все говорят: собственно человеческое в человеке. А что это собственно такое? Я нашел простой ответ: ничего другого, кроме другого человека. Человеческое в человеке — это другой человек. Все остальное — это не собственно человеческое. Когда я говорю событийная общность, — это и есть как бы одновременное "схватывание" и родового и индивидуального бытия человека. Это не совместная деятельность или что бы там ни было совместное, а это именно со-бытие. Они нерасторжимы органически, хотя и разные. Эту формулу нужно осмыслить, но сама по себе эта формула неустойчива, ибо как только я это остановлю, — я сразу же "вляпаюсь" либо в событийность, как я уже сказал, либо в социальную структуру или в симбиоз. В симбиозе — одно бытие, а в структуре бытие вообще исчезает, там есть только отдельные энергетические точки, отдельные атомы, которые существуют по законам физического взаимодействия. И тогда можно выйти за пределы этой плоскости. И выход только один — в новое измерение, - который я называю антропологический принцип, принцип субъектности. И он не как данность, а как заданность. Ибо как только я останавливаюсь — я тут же себя обнаруживаю. У меня, кроме моей телесности и моей человечности, выраженной в другом человеке, — у меня никакой другой материи, из которой я мог бы себя строить, — нет. Все остальные материи — заимствованные, поэтому это есть предпосылки. Но в каком пространстве я себя выстраиваю? У меня есть такие ориентиры, которые задают пространство, в котором происходит это строительство. И тогда я говорю: а это — условие. И имею предпосылки и условие своего самопостроения, саморазвития и т.д. Это моя материя, мое пространство. Это все я и есть.

ВОПРОС: Меня не покидает ощущение, что предложенная вами интерпретация человека, это ни что иное как еще одно его полагание. Вы практически остаетесь там же. Вы скорее формулируете представления о представлении. То есть не произошло ничего радикального. Я не психолог, поэтому, возможно, буду не совсем корректна по отношению к психологии. Известно, что проблема человека в двадцатом веке обсуждалась философами довольно критично. Скажем, Мишель Фуко обозвал антропологическую ипостась мышления "новой химерой" двадцатого века, Ролан Барт писал о том, что раньше история была "божком", приносимым на алтарь познания, а теперь мы приносим познание на алтарь человека.

Задача наша в том, чтобы более осторожно вести себя с этой фигурой, зная уже свои ошибки, которые на протяжении веков совершались, когда мы поклонялись Истории. Нет ли у вас ощущения, что вы по сути проделываете тоже самое, только в психологии?

— Сегодня знание становится субъектным. Мне бы так хотелось. То, что я говорю, это не голос психологии, а это мой голос. И это психологическое знание, которое я выкладываю на стол, имеет имя и фамилию: Виктор Иванович Слободчиков.

ВОПРОС: Получается, что знания вообще нет?

— Вообще, есть. Называется научное знание. Оно построено как знание вообще. Но научное знание — это одно из тысяч типов знаний. И научной должна быть только наука, все остальное должно быть ненаучно. Вполне возможно, что психология это не наука, и не надо ее туда вгонять. Это ситуация. То, что происходит здесь и теперь, — это ситуация, субъектами которой мы являемся. Можно, кстати, физически находиться здесь, а духовно не быть, и не быть субъектом этой ситуации. Наблюдать ситуацию как бы извне, со стороны. Но тогда она будет закрыта для вас. Знание предмета и знание о предмете — это два разных знания. Знание о предмете — это как раз и есть профессорско-преподавательский состав, а если вы идете к Мастеру — то там уже начинается другая жизнь.

ВОПРОС: Есть ли место свободе воли в этой системе?

— Натурально присущего свойства "свобода воли" нет. Волевое действие строится, оно проблематично. Я говорю: собственно человеческое в человеке — проблематично. Когда ему удается выстоять — он человек. Возможно, что мое действие будет неудачно, но я его сделал и поэтому дело не в результативности, а в акте самого действия.

ВОПРОС: Значит, все-таки, человек может выйти за рамки другого человека? А если не выходит за рамки, то как он вообще изменяется? И почему мы не похожи на тех, кто жил тридцать тысяч лет тому назад?

— Я, человек, индивидуальность, его самость никогда без остатка не совпадает с какой угодно богатой предметностью через которую он себя выражает. Когда человек спрашивает, а что у меня есть собственно моего, то честный человек должен ответить: ничего своего нет. Кроме одного: способности отличить свое от не своего. Эта способность быть на грани и не совпадать без остатка, не соглашаться со всеми определениями, наполнениями, названиями и т.д. В этом собственно человеческая специфика: всю свою жизнь превратить в предмет. И как только мы человека определили — значит он теряет человеческое. А дальше я ставлю вопрос: предположим, что в этом и есть сущность человека? Как это возможно? И дальше я строю специальный объект, механизм и надеюсь, что мне удается практически показать, как это возможно. Теоретизируя я ничего показать не смогу.

Процедура того, как вроде бы, вне вас находящийся, некий предмет, оказался буквально вашим существом — это отдельный разговор. Я считаю, это особый духовный переворот, который с человеком происходит, я его называю индивидуализацией, когда я начинаю рассекречивать свою самость, которая у меня опредмечена, и говорю: — не я, не я, не мое. И разоблачаю как не мое. Отказываюсь. Это особая работа. И дальше начинается ваш ответ. Как вы себе ответите — то и есть. Если вы в эту ситуацию попали, вы должны лично поставить вопрос и лично отвечать. Это безумно тяжело, поэтому лучше в эту ситуацию не вляпываться. И при этом хорошо себя чувствовать. Это ход к психологическому проектированию. Не чистому практикованию, а именно проектированию. Категория практики — я с нее когда то начинал. Вхождение в практику, освоение этой практики, практикование этой практикой самого себя, ибо человек больше ничего не может, как только практиковать самого себя. Практиковать свое сознание. А практика сознания порождает рефлексивное сознание. А сознание это бытийная категория, сознание есть. А вот как оно есть? А так, как будем практиковать. Практикуем по-европейски, вот и получаем такое дурацкое сознание. А вот если бы практиковали по-другому, может оно и приятнее было бы.

Поэтому ход этот чрезвычайно продуктивный. Человек практикует свою реальность, и то, что он напрактикует, — с тем он и сталкивается. Правда, потом он себя не узнает. Так вот, чтобы он себя узнавал, я и предлагаю такой ход. И если это редукция, то пусть это называется редукцией к ответственности.

Назад